"Независимая газета", 13.05.1996, № 85

Надежда Ажгихина

ЧЕТЫРЕ ГОДА НА "МЕРТВОЙ РЕЧКЕ"

Население Южного Урала невольно стало участником
 страшного экологического эксперимента

С этнологом Галиной Комаровой мы познакомились на научном симпозиуме, где ее доклад о проблемах этнологической адаптации населения "уральского Чернобыля" взволновал всех. Поразили не только научное изложение фактов и цифр, выводов и наблюдений, демонстрация карт и схем. Главное - собранные ею исповеди, признания, истории самых обыкновенных людей, продолжающих жить в условиях экологической катастрофы. И еще то, что эта сугубо городская по виду, отнюдь не атлетического сложения женщина по собственной инициативе несколько лет подряд выезжает в глухие села под Челябинском, чтобы изучить и обобщить все, что происходит там с людьми, чтобы помочь им.

Реалии

- Как Вы впервые попали на Южный Урал? Каким образом вообще появилась в вашей жизни эта тема?

- Моя подруга-социолог пригласила меня в 1992 году помочь ей в организации опроса населения Южного Урала. Я отнеслась к поездке как к обычной "дежурной" командировке. Конечно, кое-что к тому времени я слышала о "генеральной репетиции Чернобыля" - Кыштымской аварии 1957 года, об урагане, разнесшем радиоактивные отложения озера Карачай; но все это было далеко от меня, "на другой планете"... О "мертвой реке" Теча я не знала ничего...

И вот очутилась на ее берегах, где зашкаливают дозиметры и "звенит" все: и трава, и камни, и речной ил, и водоросли... Увидела лица, а главное - глаза людей, третье поколение которых без их желания и ведома, зачастую без элементарной медицинской и социальной помощи оказалось вовлеченным в убийственный круговорот радионуклидов, услышала множество историй... Помню, что от пережитого потрясения у меня в тот же день исчезла простуда, с которой я приехала из Челябинска, но я "заболела" от потока обрушившихся на меня впечатлений.

- И вы поехали в зону заражения, где уровень радиации превышает норму во много раз?

- Да, как только появились возможности, прежде всего финансовые, я стала ездить на Южный Урал, чтобы увидеть, как живут эти люди. Я решила сделать пусть и немногое, но то, что могу как профессионал: собрать рецепты, изучить и обобщить советы, крупицы неоценимого народного опыта выживания в условиях экологической катастрофы, понять механизмы адаптации людей к нечеловеческим условиям существования и по возможности помочь им.

К несчастью, "мы опять оказались впереди планеты всей"... Первый и крупнейший в Союзе плутониевый завод ПО "Маяк", за весь период своей деятельности сбросил в Течу количество радиоактивных отходов, сопоставимое с результатами взрыва атомной бомбы в Хиросиме. Специалисты надеялись, что речная сеть вынесет радионуклиды в океан и они разбавятся до безопасных концентраций, но, к сожалению, их расчеты не подтвердились: тихая красавица Теча с очень слабым течением (всего 0,3 км / час) мгновенно превратилась из реки жизни в страшный источник заражения для сотен тысяч людей.

- Ученые не рассчитали? Просто не думали о людях?

- Я убедилась, изучая различные материалы, архивы, мемуары, разговаривая с учеными и строителями, очевидцами и ликвидаторами трагедии, что во всем этом не было злого умысла: создавая "ядерный щит родины", ученые, по словам одного из них, работали не "только в потемках, но и под дулом пистолета Лаврентия Берия".

Преступление состояло в другом: людей никто не поставил в известность. По данным моего опроса, свыше 80% населения узнали правду о происходящем лишь в 1989 - 1990 годах. И десятилетия люди пили зараженную воду, стирали белье, купались, поили скот, ловили рыбу, удивляясь ее белым глазам, собирали в пойме грибы и ягоды необычайных размеров, заготовляли высокую сочную траву, употребляли прибрежный камень для строительства и так далее. Более того, и по сей день пойма реки активно используется. И внутреннее, и внешнее облучение людей продолжается пятый десяток лет... Вы понимаете, возникла чудовищная уникальная лаборатория...

Конечно, радиация не выбирает. Но у меня сразу же вызвал профессиональный интерес тот факт, что в одних и тех же обстоятельствах люди ведут себя по-разному в зависимости не только от своего материального достатка, уровня образования, пола и возраста, но и от того, к какому этносу они принадлежат, какими этническими нормами и религиозными воззрениями обладают и руководствуются в своем поведении.

Никогда не забуду рассказ одного пожилого татарина о том, что из двух его сыновей, которые росли и жили вместе, в одних и тех же условиях, в живых, как это ни парадоксально, остался тот, который, по словам отца, "забыл Аллаха". Оказывается, молодой человек, нарушая нормы шариата, ел только свинину, никогда не пил цельное молоко, которое считается наряду с медом лучшей пищей для истинного мусульманина, не совершал ежедневные омовения водой Течи и тому подобное.

- Вы хотите сказать, что люди разных этнических культур ведут себя по-разному в зоне повышенной радиации? Кстати, а кто проживает там?

- Жертвами радиационного заражения на Южном Урале стали люди самых разных национальностей - русские, белорусы, евреи, марийцы, украинцы, немцы... Но в силу объективных обстоятельств 29 сентября 1957 года в зоне радиационного выброса с подветренной стороны оказались прежде всего селения, в которых большинство составляли татары и башкиры. А десять лет спустя ураган, разнесший радиоактивные отложения озера Карачай, посыпал вновь практически те же самые территории. Более того, и большинство населения поймы Течи составляли башкиры и татары. Этот факт позволил некоторым деятелям националистических движений, причем не местным, уральским, а заезжим, говорить о "татаро-башкирских заложниках ядерных сверхпрограмм", о геноциде татарского и башкирского населения Южного Урала. Я пыталась разобраться в этой проблеме и пришла к выводу, что геноцида не было, был и остается "экоцид", от которого в равной степени страдают все жители зараженных мест, независимо от национальной принадлежности. В печально известном селе Муслюмово на Тече татары составляют 82,7%, башкиры - 12,3%. И опять же не было в этом чьего-то злого умысла.

Чудовищное я увидела в другом. Люди разных национальностей периодически обследовались в Челябинске, некоторых возили в Москву (при этом даже своим домашним они должны были говорить, что едут на курорт или на ВДНХ...). Мне рассказывали и русские, и татары, и башкиры, что, не объясняя причин и не сообщая результатов, у них брали всевозможные анализы - даже спинной мозг, волосы, иной раз здоровые зубы...

Что касается этнических особенностей поведения людей в экстремальных условиях выживания, они могут в той или иной мере влиять на экологическую адаптацию людей, служить профилактическим средством или провоцировать заболевание, улучшить или усугубить положение человека. Такой вывод я сделала, проведя конкретное исследование в конкретных обстоятельствах.

- Каков же уровень здоровья населения поймы реки Теча?

- Свыше 96% опрошенных ответили, что они плохо себя чувствуют и связывают свои страдания с рекой. К сожалению, никакая сверхсекретность не защищала людей от болезней, особенно страдали те, чья жизнь была прочно связана с Течей.

Особую группу риска составили те, чье половое созревание пришлось на годы наиболее активных сбросов. Не случайно, лишенные информации и медицинской помощи, они называли свои недуги "речкина болезнь". "Речкина болезнь" - следствие воздействия повышенной радиации на организм человека. Большинство заболеваний носят генетический характер, и самое страшное - даже не мутанты, которые рождаются в регионе, а мутация самих болезней...

За последние сорок лет (за период с 1950 года) на 41% увеличилась заболеваемость лейкозами. Рост общей смертности среди жителей, состоящих на учете, выше, чем у необлученных жителей этих же районов, на 17-24%. За период с 1980-го по 1990 год на территории Челябинской области, подвергшейся радиоактивному заражению, увеличилась заболеваемость населения по всем основным классам болезней: рост заболеваемости по классу новообразований составил 21%, болезней системы кровообращения - 31%. Средняя продолжительность жизни у женщин - 47 лет, у мужчин - 45.

- Вы говорили, что женщины и мужчины ведут себя по-разному?

- Да. Практически все обязанности, связанные с уходом, воспитанием, образованием детей, выполняют женщины. И в обычных условиях - это огромный труд, а в условиях радиации - ежедневный подвиг. Представьте хозяйку дома, которая каждый день должна думать не только о том, где и на что купить продукты, но еще и кормить своих близких напичканными нуклидами молоком, картошкой, мясом. Именно эти женщины-хозяйки сообщили мне множество своих рецептов выживания: это способы и приготовления пищи, и ухода за скотом, и выращивания и сохранения овощей, рецепты народной медицины.

К сожалению, лишь немногие смогли поделиться подобной информацией, большинство считает единственным средством защиты от радиации алкоголь. Сельские медики говорили, что если в семье заболевает женщина - жена, мать, хозяйка, - то и сама семья гибнет. Мужчина, оставшись один на один с бедой, начинает пить. Это типичная мужская реакция.

Впрочем, я встречала и женщин-алкоголичек; пить в последние десятилетия стали даже мусульманки. И все же именно женщины, будучи в целом более чувствительными и уязвимыми, в экстремальных условиях оказываются и более жизнеспособными.

- А вы верите, что усилия ваши и таких, как вы, специалистов способны будут остановить чудовищную машину разрушения экосферы?

- Я не рассматриваю свою работу столь масштабно. Делаю то, что могу. Я оказываю помощь конкретным людям в конкретных обстоятельствах: помогаю получить социальные льготы, медицинскую и гуманитарную помощь, выступаю с лекциями, докладами, статьями. Например, в местной прессе, причем не только на русском языке, публикую те советы, рекомендации, результаты моей работы, которые прошли надежную экспертную оценку специалистов.

К сожалению, зачастую специалисты видят проблему в таком масштабе, который намного превосходит срок человеческой жизни. Но ведь люди живут первый и последний раз, без репетиций... А эти узковедомственные интересы, неписаные законы гильдии! Я очередной раз столкнулась с тем, что есть медицина для элиты, наука - для элиты, информация - для избранных... Кстати, были у меня случаи, когда московские научные авторитеты поражались, услышав об открытиях простых сельских жителей (например, деревенские женщины обнаружили, пользуясь бытовым дозиметром, что плесень поглощает радионуклиды, и продукты, очищенные от нее становятся более безопасными). Оказывается, специалисты тоже ведут подобные опыты, но в лабораторных условиях. "Их, наверное, японцы научили!" Нет, с японцами жители зоны контактов не имели. Но, возвращаясь к вашему вопросу, должна сказать, что я не единственная, кто пытается как-то изменить ситуацию. Я знаю медиков, экологов. Огромную работу ведет социально-экологический союз, создавая концепцию социально-экологической реабилитации зараженных районов. Я уж не упоминаю о тех бесчисленных министерствах, ведомствах, учреждениях, государственных служащих, которые обязаны заниматься проблемами населения Южного Урала по долгу своей службы и не первый год получают на это средства - так называемые "экологические" деньги. К сожалению, мои информаторы об их деятельности ничего не знают. И их внимания и заботы на себе не ощущают.

Сейчас у меня появилось много друзей, помощников, единомышленников на Урале. Но существует еще одна сложность в работе: уж очень не любят исследователей местные власти, особенно после августа 1994 года, когда каждый камень в зоне повышенной радиации был вновь объявлен собственностью государства и началась локальная "охота на ведьм".

- Вы - мужественный человек?

- Абсолютно нет... Хотя иной раз совершаю неожиданные для самой себя поступки: вот в апреле прошлого года моя крохотная собачонка упала в Москву-реку, напротив "Президент-отеля", и стала тонуть. Не успев опомниться, я оказалась в воде... Было очень холодно, грязно, противно, но мы обе остались живы и даже не заболели... Но, конечно же, это не мужество, это скорее безрассудство.

- То есть вам вообще не было страшно "в поле"?

- Было. Вообще первое время я пыталась увидеть какие-то следы, отметины, запахи повышенной радиации. Но все это невидимо, неслышимо, неосязаемо. Однажды мы стояли на берегу Течи, а ее вброд переходила очень пожилая женщина. Она поскользнулась, и я хотела помочь, меня удержали за руку: "Туда нельзя!" - "А как же она?" - "Она привыкла". И тогда, я помню, испугалась. Было страшно в местной столовой, где пища готовится в основном из местных продуктов. Но вообще-то я стараюсь все - и еду, и воду - брать с собой. Было не по себе ночевать в одной местной гостинице, где я оказалась единственной женщиной, кроме горничной, а в коридоре до рассвета дюжина молодцов в коже, нутриевых штанах, с золотыми ртами азартно занималась дележом денег, сваленных на стол. Прямо Эверест из засаленных купюр!

- Как отнеслись ваши родные к вашей работе?

- Моя мама последние годы была тяжело больна, конечно же, я скрывала все, что могло ее огорчить. Она так и не узнала, куда и зачем я уезжала в командировки... Муж всегда с пониманием и уважением относится к моей научной деятельности. Именно в эти годы он в основном работал за границей и оказать какую-либо реальную помощь мог только советом. Я очень благодарна сыну за "компьютеризацию" моего исследования. На всех его этапах - от составления анкеты до обработки полученных материалов - он мне очень помог.

- Кто для вас эталон ученого?

- Мой муж. Он археолог по образованию, но занимается и этиологией, и лингвистикой. Я из года в год наблюдаю, как он работает - не трудоголик, а наукомен...

- Собираетесь ли вы продолжить свою работу?

- Исследование на Южном Урале я проводила помимо своей основной работы в Институте экологии. В ближайшее время я едва ли смогу повторить подобную акцию в одиночку. Но если будут единомышленники - я готова. Пока систематизирую богатейший материал. Может быть, удастся его издать (если найдутся средства). И в любом случае постараюсь продолжить помощь тем, кто остался на берегу Течи. Проблема не рассосется сама собой. С первых минут пребывания в зоне радиации я поняла: людей надо не просто учить правильному образу жизни, но выселять из этих мест. Денег на это нет ни у людей, ни у государства. А надо жить сегодня! Тем более что проблема выживания в условиях повышенной радиации актуальна не только для Южного Урала: тень Чернобыля покрыла 14 регионов России. А в самом Чернобыле растет число "самоселов".